ГЛАВА I. МОРДРЕД ЛИКАНСКИЙ
Во времена шаманов и язычества, задолго до появления цивилизации и письменности, шаманы древних племен обладали самой прямой и сильной связью с энергией. Мы не будем конкретизировать природу этой энергии, ведь она едина. Космическая или природная, та, что питает организмы всего живого или солнечная. У энергии одна сущность, одно естество. Шаманы же были открытыми проводниками этой энергии. Они могли получать доступ к самой сути сознания и изымать оттуда все необходимые знания и умения. Они могли свободно совершать метаморфозы.
Мир не был устойчив. И так уж случилось, что во время войн между племенами одному из шаманов племени Ликано пришла идея отпугивать врагов могучими существами. Образ волка пришелся сразу, поскольку именно волк внушал первородный ужас всем людям, а его ночной вой погружал окрестности в состояние благоговения. Шаман Мордоп воспользовался данной ему энергией и вмиг принял облик самого крупного серого волка в истории человечества. Обряд дался ему нелегко, но одной из ночей, соблюдя все условия, включая жертвоприношение, Мордоп добился своего. Он легко отпугнул своих врагов, повергнув их в бегство. С тех пор племя Ликано начало совершенствовать магию перевоплощения. Постепенно в племени появились волки-воины, защитники и охотники. Первые шаманы племени Ликано постигли абсолютное бессмертие, их невозможно было убить, а раны заживали так быстро, что члены племени испытывали боязливое уважение к своим защитникам.
Времена менялись, как меняется все на свете. Ушла эпоха племен, но название осталось. Мордоп сменил имя и стал Мордредом Ликанским. Он успешно скрывал свое происхождение, возраст и способности от всех окружающих. Постепенно он, как и другие шаманы, начал терять связь с вечным, но способностей к трансформации не утратил. Он, как и его семья, мог превращаться в волка по собственному желанию в любой момент времени. Последующие же поколения «оборотней» полностью зависели от волчьей природы и превращались лишь в полнолуние. Скорее всего так действовала генетика, хотя первородные списывали все на природный баланс.
Мордред познакомился с женой Вильгельма Арийского, правителя тех земель, который был постоянно в разъездах. Тамина была женщиной невероятной красоты и томилась в поместье, окруженная слугами. Она была совершенно одна, а муж ее уехал всего пару недель назад, но даже в те краткие визиты, когда он возвращался домой, Вильгельм был с ней довольно холоден. Вспыхнувшие чувства между Мордредом и Таминой были страстными, но отношений не предполагали. Тамина родила от него через девять месяцев сына, а Вильгельм и мысли не мог допустить, что его жена могла быть с другим. Обман не был раскрыт.
ИЗ ДНЕВНИКА МОРДРЕДА ЛИКАНСКОГО:
«В моей жизни было много удивительного. Сказать по правде, я сам – почти легенда. Мои братья и сестры исчезли, вернее, предпочли слиться с родом людским, так что я по праву могу назвать себя волком одиночкой. Печально наблюдать за исчезновением целого вида. Я почти убежден, что если мы забудем о том, кто мы такие и откажемся от подаренной нам сущности, природа заберет обратно тот дар, коим нас наградила, как это было с магией. Я больше не ощущаю связи с энергией. Я знаю, что больше никогда не буду шаманом, даже если безумно возжелаю этого.
На днях я снова встречался с Таминой. Она восхитительная женщина. Ее мягкая кожа не сравнится ни с одним известным мне цветком, а цвет ее кожи напоминает персик, нет, абрикос, ах черт, какая разница что? Ни один фрукт не достоин стоять в одном ряду с Таминой.
Она говорит, что ее муж должен скоро вернуться, а слуги много шепчутся о нас. Тамина боится, что ее муж, Вильгельм, узнает о нашей связи. Я не позволю кому-то причинить ей вред, поэтому вынужден покинуть мою прекрасную возлюбленную. Разумеется, прежде чем уйти из этих земель совсем, я должен буду убедиться, что ее жестокий муж не узнает ни о чем. Я готов убить пару-тройку особо болтливых рабов, если это понадобится для безопасности Тамины.
Я обещаю ей, что никогда больше не потревожу ее покой, но буду хранить верность, несмотря на то, что она всего лишь человек. Как все-таки невыносимо смотреть на то, как вокруг умирают дорогие сердцу люди.»
Запись датируется первым веком н.э.